Как услышать то, что не слышат: украинское «Племя» показывают в Томске

Когда я позвонил, чтобы забронировать билеты, мне сказали, что свободных мест уже мало и два раза предупредили, что фильм жестовый, видимо, опасаясь, что я могу попытаться вернуть билеты.

Первые впечатления возникают еще до просмотра. За полчаса до начала я захожу в вестибюль «Аэлиты» и обнаруживаю, что он полон народа, но я пока единственный слышащий зритель. Тишина нарушается только шагами и хлопками ладоней во время приветствий. Женщина-контролер неуверенно пытается сказать, что до начала сеанса можно посидеть в книжном клубе. Ее слова переводит сурдопереводчик. Сбивает с толку такая большая концентрация глухих людей. Почему-то даже не возникало мысли, что они могут прийти смотреть кино. Тем более столько, полный зал. Хотя удивление быстро проходит, потому что кому же еще его смотреть, как не им. Это как если бы ты всю жизнь был вынужден смотреть фильмы на китайском, не имея ни малейшего шанса его выучить, и вдруг снимают фильм на языке, который ты понимаешь. Все вокруг «громко» жестикулируют, радостно здороваются, кажется, шутят. Видно, что все друг друга знают. Я тоже прохожу в книжный клуб и пристраиваюсь в углу дивана с книгой. Стараюсь не смотреть особенно по сторонам. Чувствуешь себя здесь совершенно чужим, по-моему, даже среди иностранцев не возникает такого ощущения. Бабушка рядом размахивает руками с какой-то совершенно запредельной скоростью, что-то рассказывая соседям. Невольно думаю, что она, должно быть, мастерски ловит мух летом. Люди все прибывают и на диванах постепенно заканчиваются сидячие места. Все по-прежнему радостно «переговариваются». Возникает острое желание выйти из комнаты, но я остаюсь, чтобы не подумали, что мне среди них некомфортно. С радостью обнаруживаю, что забыл телефон в кармане куртки и, хлопая себя руками по карманам, иду в гардероб. Дальше жду начала сеанса там. Замечаю, как к кассе подходит девушка и спрашивает, будет ли фильм полностью жестовым и не будет ли хотя бы субтитров. Ей говорят, что нет, и она уходит. Моя жена опаздывает, поэтому я оставляю ей билет на входе. Вводит в ступор вопрос, говорит ли она.

Уже в зале думаю, что надо отключить звук на телефоне, потом понимаю, что незачем. Перед началом фильма появляется надпись, что он снят на языке жестов, и закадровой озвучки и субтитров не будет. Первые кадры радуют наличием остальных звуков: гудят моторы, слышны шаги, хлопают двери.

Фильм начинается с того, что главный герой приезжает учиться в интернат для глухонемых. С первого же дня его вовлекают в преступную группу подростков. Периодически в зале раздаются смешки, видимо, на экране шутят. Поначалу пытаюсь разбираться в жестах и переводить их на понятный для себя язык: один из парней хлопает себя сначала по шее, потом по рукам, спрашивая что-то у новичка – становится понятно, что речь идет про алкоголь и наркотики. Но потом перестаю угадывать, что они говорят. Это и не нужно, все ситуации понятны без слов.

Завораживает честность, с которой режиссер показывает безжалостный мир, в котором живут герои. Они грабят, разбивают головы, занимаются проституцией. И все это на фоне советских руин, раскрашенных граффити и надписями хiй. И молча. Молчат и жертвы членов «племени», которые не успевают даже вскрикнуть.

Подростки живут без надежды на выход, без контроля, без жалости. Кажется, что все живущие в этом интернате обладают какой-то неуязвимостью: они, не таясь, нападают на людей вечером, избивают не в то время вышедших из купе пассажиров поезда, где они продают всякую мелочь, в любое время покидают спальни и гуляют по территории интерната. Как будто глухота поселят их в другой мир, который лишь по их желанию пересекается с нашим. Вокруг практически нет взрослых. Единственный, кто постоянно взаимодействует с ними – это трудовик, отвозящий девочек по ночам на стоянку дальнобойщиков.

Мне бросается в глаза огромное количество кинестетических сцен. На экране все время кого-то бьют, хлопают по плечам, обращаясь и «окликая», занимаются сексом. Почти в каждый момент кто-нибудь к кому-нибудь прикасается. Складывается ощущение, что у героев напрочь отсутствует такое ценное для всех нынешних мизантропов личное пространство. Любого в любой момент могут избить. В комнаты по понятным причинам тоже входят без стука. Притягивает внимание образ старого микроавтобуса, в котором возят девочек. У них нет даже возможности самостоятельно из него выйти, потому что двери открываются только снаружи. Куда привезли, там и выходим, когда отроют, тогда и откроют. На этом фоне особенно обескураживает веселая шутливость, с которой девочки занимаются проституцией.

Любовь, которая возникает в такой обстановке, тоже не может принести ничего хорошего. Когда главный герой влюбляется в одну из девочек, все идет наперекосяк. Любовь, которая ему дарит надежду на выход, ломает всю отлаженную систему, заставляя его мстить обидчикам, стоящим у него на пути.

От того, что с экрана не доносится ни единого слова, кажется, что абсолютно все в этом мире могут говорить на языке жестов. Реплики вслух происходят каждый раз за стеклом: будь то уборщица в начале фильма, дальнобойщики в кабинах грузовиков или работники милиции. От этого усиливается ощущение границы между двумя мирами, которую могут перейти только глухие, никто из слышащих по своей воле с ними ни разу не контактирует.

На протяжении всего фильма из уст героев лишь несколько раз раздаются звуки. Что-то быстрое и хлесткое, похожее на «дай!», каждый раз вместе с хлопком по лицу, звучит, когда один из главарей выбивает у школьника помладше деньги в туалете; дальше сцена как из мультика – мальчишку переворачивают вверх ногами и вытряхивают из карманов мелочь. Девочка, в которую влюблен главный герой, кричит от боли, когда ей в замызганной ванной делает аборт ледяная женщина, четко, без лишних движений, без всякого сострадания. На этой сцене, длящейся около десяти минут, несколько девушек не выдерживают и выходят из зала. Потом все возвращаются.

В зале много пожилых людей, и во время сцен секса, которые длятся по несколько минут, не меньше, чем сцена с абортом, слышны тяжелые неодобрительные вздохи.

Когда фильм заканчивается, все непривычно торопливо встают с мест и идут к выходу. Нам повезло попасть на этот фильм вместе с глухими. Поэтому с титрами фильм не заканчивается. В очереди в гардероб не слышно ни одного голоса, хотя все явно обсуждают фильм. Как заметила моя жена, это как если бы мы вышли после «Отеля «Гранд Будапешт», а все вокруг было бы цветное и симметричное и играла задорная русская музыка. В маршрутке сложно начать думать, что не нужно хлопать по руке собеседника, прежде чем заговорить. В магазине кажется странным, что все издают какие-то звуки, переговариваются, слышат.

Чтобы испытать очень странные, наверняка новые ощущения от просмотра фильма, не немого и не звукового, приходите смотреть «Племя». В «Аэлите» еще один показ будет 24 марта. Стоит попытаться посмотреть его именно в кино, потому что на ноутбуке не получишь и десятой доли впечатлений.

Анатолий Долженко



Оцените статью
Добавить комментарий